Верблюжья чесотка

Юмор-это то же про здоровье) Как без доброй шутке на борту? Ни как…

Автор-Николай Черкашин

СРЕДСТВО ОТ ВЕРБЛЮЖЬЕЙ ЧЕСОТКИ

Байка из корабельной жизни

После недельного пребывания в тунисском порту Бизерта, подводная лодка снова вышла в море. Все «колониальные товары», приобретенные в городе, велено было сдать на хранение в каюту помощника, дабы потом не было никаких недоразумений. Валюту сходящим на берег выдавали не густо, поэтому и покупки были скромными и компактными. Разве что сам помощник обзавелся большим ковром, который не смогли протащить через шахту рубочных люков, и, в конце концов, просунули в первый отсек через торпедогрузочный люк. Семейные офицеры демонстрировали друг другу подарки для жен – модные в тот год парики, пеньюары, заморские духи, и только четырем нашим лейтенантам-холостякам хвастаться было нечем. Зато в море это скромная четверка повадилась ходить ко мне в каюту за англо-русским словарем. Только один вернет, другой уже просит. Это была настолько редкая и похвальная тяга к знаниям, к изучению языка вероятного противника, что я решил порадовать нашего старпома, слишком сурового, на мой взгляд, к офицерам-новичкам.

— Ведь вот какие любознательные лейтенанты пришли служить к нам на лодку! От словаря не оторвешь!

— Ага! Любознательные. – Мрачно согласился старпом и швырнул на стол пачку глянцевых иностранных журналов типа «Плейбой», «Пентхауз» и им подобные. – Вот что им любо знать этим любознательным лентЯйнантам. Они, понимаешь, тут похабные тексты с твоим словарем переводят, вместо того, чтобы конспектировать труды классиков марксизма-ленинизма. Держи, Андреич, сожги их… О, анекдот в тему! Король: «Она же ведьма! Сжечь!». «Но ваше величество, она такая красивая!» «Ну, хорошо… Но потом – сжечь!»***

Порножурналы мы сжигали с «шаманом», то бишь мичманом-шифровальщиком в ограждении рубки, в надводном гальюне. Сжигали вместе с бланками старых шифротелеграмм. Уничтожение подобных бумаг было делом государственной важности и доверялось оно только заместителю командира вкупе с самим шифровальщиком. Важно было проследить, чтобы вся эта секретная цифирь сгорела до последнего знака. Просеянный пепел развеивался потом над морем. Разумеется, делали это при стоянке на якоре или лежании в дрейфе. Я смотрел, как корчатся в пламени красивые грешницы, как выгибаются в пламени их обнаженные тела, шевелил бумагу кочережкой и чувствовал себя немного Вельзевулом, который приводит в исполнение приговор Страшного суда. Но Страшный суд еще был впереди!..

После очередного служебного собрания офсостава старпом голосом Мюллера протянул:

— А вас, товарищ лейтенант, я попрошу остаться! И вас тоже, товарищ Симаков, а еще и вас, и вас!

Таким образом, четыре лейтенанта остались в кают-компании наедине со старпомом.

— И ты, Андреич, останься, и доктора прошу не уходить! Мы воссели во главе длинного стола эдаким трибуналом, а, почуявшие недоброе лейтенанты, жались на другом конце. Старпом швырнул на стол чудом уцелевший экземпляр «Плейбоя»:

— Кто принес эту подрывную литературу на корабль? Лейтенанты молчали, потупившись.

— Полагаю, приносили все, поскольку это непотребство я вынужден был извлекать из-под ваших матрасов, господа лентяйнанты! Вам для чего Родина валюту дала? Чтобы это дерьмо покупать?! В стране валютный голод, а Родина выдает вам лиры, франки, пиастры и прочие тугрики. Вы бы на эти деньги импортный костыль инвалиду купили. Или зубы родне вставили. Или куклу Барби в детдом подарили! А вы, Казановы с комсомольскими билетами, что накупили? Да еще на корабль принесли! На отличную подводную лодку! Вы какой пример личному составу подаете? Вы что думаете, если вы эти журнальчики у себя под матрасами прячете, то личный состав ничего не заметит? Нет, личный состав очень хитрый и любознательный, он эти журнальчики найдет и уподобится примеру своих любимых командиров. Вы представляете, во что превратится корабль, если все начнут заниматься э-э… я не боюсь этого слова, но произносить его перед портретом Генерального секретаря, — тут старпом покосился на раму с ликом Брежнева, — не буду. Он скорбно помолчал, а потом снова обрел дар обличения:

— Вы хоть отдаете себе отчет, что мы находимся в тылу у НАТО?! В ста милях от штаба 6-го флота? Что супостат вчера еще один АУГ – (авианосно-ударную группу) в Гибралтар пропихнул? Атомный авианосец «Нимиц» на нас прет, а вы там по шхерам само-удо-влетворяетесь! Тут Ливан горит, в Сирии хрен знает что творится, а вы на вахту, как тургеневские девушки выходите – томные и бледные… В общем, так, доктор… Где у тебя малый хирургический набор?

— На штатном месте. Доктор открыл один из шкафчиков (кают-компания, она же и операционная) и достал хирургическую укладку.

— Кастрируй всех нах… Под самый комель. В кают-компании воцарилась зловещая тишина. Сказано это было столь веско и властно, что даже мне сделалось не по себе. Представил на минуту, как начнут потом нас склонять на всех совещаниях и собраниях – «Вместо того, чтобы вдумчиво и систематически заниматься воспитанием офицерского состава на подводной лодке «Буки-номер» кастрировали сразу четырех лейтенантов! Нет бы хотя бы одного для острастки, так сразу четырех!»

— Не имеете права!- Петушиным голосом воскликнул самый юный из всех лейтенантов.

— Запомните, юноша! – Почти по слогам отчеканил старпом. – Командир корабля, находящегося в отдельном плавании, обладает полномочиями главы государства. В его власти расстрелять любого, кто срывает выполнение боевой задачи. Лейтенанты уже не раз слышали историю, которую всем новичкам рассказывают обычно вполголоса: про то, как командир подводной лодки Буки-105 (или 110, или 420, или 440) капитан 2 ранга Васюков (или Барсуков, Петров, Сидоров) на боевой службе вывел на кормовую надстройку зловредного трюмного (кока, баталера, химика, боцмана) и лично расстрелял его из пистолета Макарова (автомата Калашникова, переносного зенитного ракетного комплекса «Игла»), прочитав перед этим приговор «Именем Родины…» В иных вариантах злочинца расстреливала кормовая швартовая партия, вооруженная автоматами, или маявшиеся без серьезного дела «румыны» — торпедисты, или вовсе добровольцы из всех боевых частей и служб. Я слышал эту страшилку в таком изложении: «И тогда посреди Средиземного моря командир пнул подлеца-рулевого в зад и сказал: «Плыви, сынок, на все четыре стороны. А потопнуть мы и без тебя сумеем».

Доктор раскрыл укладку и ногтем проверил остроту скальпеля. Приговоренные пристально следили за его зловещими действиями.

— Ну, что прижмурились, орлы?! Придется потерпеть. Такова древняя традиция парусного флота. Еще Петр Первый в Морском уставе писал: «А за блуд, на корабле учиненный, срамной уд отсекать и акулам скармливать». — Георгий Вячеславыч, — задумчиво сказал док. – Пенисотомия – муторное дело. Может, на первых порах обрезанием обойдемся?

— Доктор, ты, конечно, гуманист и сердце у тебя мягкое. Как валенок. Но речь-то идет о боеготовности корабля и безопасности плавания. В аварийной ситуации у них вся реакция уйдет в эрекцию и ку-ку Гриня! Не за понюшку табаку погибнем. Не за Родину, а за «Плейхауз» поганый. Нет, док, тут полумеры не годятся. Как говорил Ильич в «Апрельских тезисах» — «действовать надо решительно, смело и бесповоротно!» Подтверди, Андреич!

Я замялся. — А давайте проголосуем! Кто за то, чтобы ограничиться обрезанием – прошу поднять руку.

Доктор и лейтенанты дружно вскинули руки.

— А вам кто право голоса давал?! – Рыкнул старпом. – Опустить руки! Мы втроем все решаем… Так… За обрезание – двое. За кастрацию – один. Остальные — будем считать — воздержавшиеся. Принято – обрезание. Давай, док, действуй!

Лейтенанты еще не верили в серьезность наших намерений, но, когда доктор приказал вестовому прокварцевать кают-компанию и разложить обеденный стол в операционный, лица их сделались мертвенно-бледными. Возможно, от искусственного света кварцевой лампы, которой «гарсон» Шура Дуняшин, как всегда немытый, убивал микрофлору и разгонял «стасиков» (тараканов). Так или иначе, но обреченная «четверка» уныло притихла. Мне стало их жаль.

— Вячеславыч, я думаю, командир не утвердит наше решение ни на обрезание, ни тем более на кастрацию.

— Возможно. – Глубоко задумался старпом. — И скорее всего не утвердит. Тогда поступим так. Док, ты им зачитывал Директиву ГШ два ноля шестьсот сорок один? «О профилактическом удалении аппендиксов у личного состава, идущего на боевую службу»?

— Нет. Не зачитывал. – Ответил доктор, немало изумленный фантазией старпома.

— Ну, тогда, как в том объявлении: «Стригу котов. Возможна кастрация. Впрочем, как получится». Делаешь аппендиксотомию, а там, как получится. Ну, получилось, что не туда скальпелем ткнул, так это волна качнула. Простите, товарищ пациент, но вы уже не мужик.

— Есть более, простой выход, Георгий Вячеславыч! – Осенило доктора. – Химическая кастрация!

— О, это то, что нам нужно! – Одобрил старпом.- Один укол и до конца «автономки» никаких иллюзий!

— А после конца «автономки»? – Осторожно поинтересовался лейтенант Симаков.- Ну, у кого как! – Развел руками доктор. – У кого эриктильная функция через месяц восстанавливается, у кого через полгода. В исключительных случаях – хроническая импотенция. Как повезет.

Доктор бесстрастно прокачал поршнем большой шприц.

— А куда укол? – Уточнил старпом. – Под лопатку? В ягодицу?

— В причинное место.

— О-о, — гримаса боли исказила лицо старпома. – Это же невыносимо!- Да, болезненный укольчик…

И тут лейтенанты наперебой заговорили:- Простите нас, товарищ капитан-лейтенант! -Мы все осознали!- Мы больше не будем!

Старпом саркастически усмехнулся:- Будете, голубчики, будете! Еще как будете! Что я сам лейтенантом не был? Или в «автономки» не ходил… Всего на всего один укольчик! И всю дурную энергию вы сублимируете в служебное рвение. Вот увидите! И служба на лад пойдет. Еще досрочно «старлеев» получите!

Но лейтенанты не хотели становиться старшими лейтенантами такой жестокой ценой.

— Хорошо.- Пошел на попятную старпом. – А что вы предлагаете? Торг уместен…

Посыпались различные заманчивые обещания: досрочно сдать зачеты на несение ходовой вахты, проводить субботние большие приборки только на пять баллов, вывести личный состав вверенных групп в стопроцентные отличники боевой и политической подготовки, повысить классность к концу «автономки» и даже законспектировать все три тома «Капитала» Карла Маркса…

— Вы мне вот это законспектируйте и выучите на зубок. – Старпом снял с полки «Устав внутренней, гарнизонной и караульной службы». Зачеты буду принимать лично. Кто сдаст, того вычеркну из списка… э-э… на химиотерапию.

Это был самый нелюбимый среди моряков устав, предпочитавших во всех случаях жизни обходиться «Корабельным Уставом» или на худой конец «Дисциплинарным». Пролистывали его разве что перед заступлением в караул на гарнизонную гауптвахту или перед нарядом в патруль. Практически мало кто знал его пространные и скучные параграфы. Из-за этого мы в Бизерте, на викторине, которую проводили на плавбазе политотдельцы Средиземноморской эскадры, заняли последнее место. Старпома, большого ревнителя чести корабля, это задело.

«Ничего, — сказал он, глотая слезы обиды. – Отыграемся в родной базе». Ну, насчет слез это сильно сказано. Но все остальное – верняк. Североморцы всегда задавали тон всем остальным кораблям, входившим в состав оперативной эскадры – балтийским и черноморским. И лейтенантский «штрафбат» стал, по выражению старпома, «рыть рогом землю». Похоже, что с Уставом ВГКС лейтенанты не расставались даже в гальюне. На их беду незадолго перед выходом в большие моря мыслители из ОУС (отдела устройства службы) ввели в обиход подводников малые ротные барабаны, дабы под их бодрые дроби экипажи совершали переходы на береговой камбуз, в баню и другие нужные места. «Самая нелепая ошибка, Мишка, на подводной лодке барабан» — так откликнулись эскадренные барды на это нововведение. Один такой барабан был зашхерен у нас в боцманской выгородке. Вот его-то и доставили в кают-компанию, а старпом, окончивший в детстве музыкальную школу, отбивал на нем разные дроби. При этом выражение лица у него было, как у шамана с бубном – демоническое, отрешенное, загадочное… Лейтенанты же по очереди должны были определять сыгранные сигналы.

— Что это?

— Большой сбор!

— Никак нет! — А это?

— Боевая тревога.

— Фигушки вам. Не зачет! Лейтенанты отвечали на самые изощренные вопросы по ненавистному Уставу Внутренней, Гарнизонной и Караульной службы; лейтенанты, знавшие высоту постового грибка, фуражные нормы для сторожевых собак и много чего еще, пасовали перед малым ротным барабаном. Сдать этот проклятый зачет было невозможно. Наверное, потому, что старпом отыгрывал на нем не воинские сигналы, а мягко говоря, импровизировал, воображая себя в такие минуты ударником-виртуозом из большого симфонического оркестра имени П.И. Чайковского. Только лейтенанту Симакову удалось однажды угадать два сигнала. Но тут же был сражен коварным дополнительным вопросом.

— Назовите средство от верблюжьей чесотки.- А в Уставе про верблюдов ничего не сказано! – Изумился Симаков. – Да и зачем это знать?!- Как это зачем? – В свою очередь изумился старпом. – Знать нужно все, что касается вашей будущей службы!

— Не понял. – Насторожился Симаков.

— А вот спишут тебя за чтение подрывной литературы в рембат или еще хуже – в стройбат. И назначат начальником обозно-вещевой службы. А там ведь не только лошади, там и верблюды есть. Обозные. А на них иногда чесотка нападает. Сам видел – в Калмыкии, когда за новобранцами ездил. Они ведь не только чешутся, но и плюются при этом – не подойти. И скажет командир доблестного стройбата: «Откуда таких чудаков-лейтенантов присылают, что они не знают, как с чесоткой бороться?» И мне, старому больному капитан-лейтенанту, краснеть за тебя придется.

— Так там же ветеринары есть!

— Нет в стройбате никаких ветеринаров, ты уж мне поверь.

— А что же делать?- Надо его, сердешного, то есть, чесоточного, нефтью или соляром намазать. Вот тогда ты возьмешь канистру и придешь к нашему меху на поклон, и скажешь: «Юрий Михайлович, я к вам не за «шилом» пришел, а по делу. Не могли бы вы, в память о нашей героической службе на подводной лодке «Буки-номер» плеснуть мне пару литров соляра»… — Живописал старпом картину в лицах. – А мех тебе скажет: «греби отсюда, нехороший человек. Ты нас на баб из «Плейбоя» променял». И пойдешь ты, обливаясь слезами: «Какой же я был кнехт – подводную лодку на стройбат профукал! Иди, учи Устав! Зачеты по Уставу Внутренней, гарнизонной и караульной службы наши лейтенанты сдали только с приходом в Полярный. Слава Богу, химиотерапия не состоялась! Надо ли говорить, что на викторине, которую политотдел эскадры устроил в честь благополучного возвращения подводной лодки, наш экипаж занял первое место? Спасибо редакции «Плейбоя»!