А.Покровский «Катера»

На катерах у нас служат ради удовольствия. Удовольствие начинается прямо от пирса. Со скоростью двенадцать узлов. Вот это мотает! Но двенадцать узлов – обычная скорость, а в атаку мы ходим на бешеных тридцати двух. Вот это жизнь! Особенно хорошо, когда на волну падаешь. Катер падает на воду, как ящик на асфальт.

Взамен вытряхнутого мозга выдают бортпаек: шоколадку – пятнадцать грамм, баночку мясных консервов размером со спичечный коробок, сгущенку, махонькую как пятачок, и пачку печенья «Салют Октябрю».

В остальное время – блюем через перила, если конечно, с непривычки.

И вот приезжают к нам корреспонденты. Вокруг гласность, демократия, социальная справедливость, вот они и прикатили. Час, наверное, беседовали с командиром дивизиона. Говорили, говорили – ну, никак он не может понять, чего им надо. Все вокруг да около. Три мужика и две бабы. Одна стара как смертный грех, а вторая – ничего, хороша, зараза.

Наконец эти писатели говорят комдиву в лоб, мол, вот как вы считаете, вот вам бортпаек выдают, это как, справедливо?

– То есть?!

– Ну, то есть вся страна переживает определенный момент, испытывает трудности с продовольственной программой, а у вас тут пайки, шоколад, сгущенка…

– Па-ек… – не понимает комдив.

– Ах, бортпаек! – дошло до него наконец. – Социальная, значит, справедливость в распределении, значит, материальных благ? Значит, много флот у нас жрет, а, ребята? Значит, вы по этому поводу прикатили?

Комдив подмигнул.

– Ну ладно, – говорит он, – мы тут с вами заболтались совсем, а мне в море выходить через двадцать минут.

– А вы надолго выходите? – интересуются эти деятели.

– Да как получится, часа на три – на четыре. А то хотите с нами? Покатаемся. Увидите флот в динамике. Моряков, море, понимаешь. Интервью возьмете, так сказать, на боевой вахте по защите святых рубежей. Поехали? Как там у вас: «А вот сейчас я стою на палубе рядом с торпедным аппаратом…»

Комдив подмигнул, корреспонденты заулыбались. Ну кто откажется, бесплатно же. Эти писатели окончательно загорелись: глаза горят, оживлены, бабы воркуют, как голубки над яйцекладкой.

Давно замечено, что самые мужественные люди – это те, кто ни черта не знает.

Комдив посадил их на катер и врубил тридцать два узла и катал часов восемь. И все под волну норовил, мерзавец, попасть, чтоб ощутили. Качало так, что через пять минут после старта на катере все кормили ихтиандров, а комдив в это время стоял на мостике и орал в ветер:

– Па-е-д-е-м. к-ра-со-от-ка-а, ка-та-ааа-ца… Да-авно я те-бя-а па-д-жи-да-ал дал-дал-дал!

Писатели обделали всю кают-компанию. Из них вышло все. Даже желание разобраться с распределением благ. Их перед отходом накормили флотским борщом и перловкой, а это такая отрава – к маме не ходи.

Бабы, как качнуло, сразу же легли и забылись, а мужики выползали поочередно и слюнявили борт. По трапу невозможно было спуститься, чтоб не «посклизнуться» на поручнях. Всюду пахло флотским борщом; свекла, нарезанная кубиками, выходила через нос в нетронутом состоянии; всюду эта зараза-перловка.

Сначала у них вовсю отслаивалась слизистая желудка и кишечника, потом – прямой кишки, а затем уже и клоаки.

Бортпаек в них впихнуть не удалось – в перекрестие не попадал. Фельдшер пришел, посмотрел, покачал головой, перевернул баб, сдернул им штаны и вкатил каждой лошадиную дозу какого-то противозачаточного средства, которое вроде бы помогает при качке.

Их потом отскребли, как ошвартовались, и на носилках вынесли.

Х-хэ-хэ! Бортпаек они мечтали у нас оттяпать. Губешки раскатали. Примчались и слюнями изошли. Кататься сначала научитесь!

Пис-сатели