Человечество должно быть готово к тому, что военнослужащий может выпасть откуда угодно в любую секунду, особенно после любви.

В четыре утра курсант третьего курса Котя Жеглов, настойчивый, как молодая гусеница, полз домой – в родное ротное помещение – по водосточной трубе. Котя возвращался из самовольной отлучки. С трудом оставленные жаркие объятья делали его движения улыбчиво сытыми и заставляли со вздохом припадать к каждому водосточному колену.

Воркующий, ласковый шепот, волос душистые пряди, сладкая горечь губ; послать бы чуть-чуть, чтобы снова вдохнуть эти пряди, и щебет, и горечь… Еще немного, и Котя стал бы поэтом, но Котя не стал поэтом – на третьем этаже колена разошлись.

Сквозь застывшие блаженные губы Котя успел набрать очень много воздуха. В наступающем рассвете начертился скрипучий полукруг с насаженным сверху Котей. Так мухобойкой убивают муху.

После страшного грохота наступила тишь, и пыль, полетав, рассеялась. Среди остатков скамейки с каменной улыбкой навстречу солнцу сидел Котя и руками, и немножко ногами, сжимал кусочек водосточной трубы. Отовсюду струился набранный Котей воздух.

Знаете, как было тяжело? Нет, не с трубой. Ее отняли еще на операционном столе. С улыбкой было тяжело. Она никак не гасла сама. Руками. Добрыми руками. Она стиралась только руками. Целую неделю.